Российское правительство 27 января объявило Днем воинской славы России. В этот день в 1944 г. была снята блокада города Ленинграда (ныне Санкт-Петербурга). Течет река времени. Но и сегодня наши ветераны, труженики тыла, дети воины помнят тот страшный день, когда настежь распахнулись огромные двери войны. Ведь история знает немало примеров героической обороны крепостей и городов. Но легенды седой старины и трагические страницы не столь далекого прошлого бледнеют перед той несравненной эпопеей человеческого мужества, стойкости и самоотверженного патриотизма, какой была 900 дневная оборона осажденного Ленинграда в годы Великой Отечественной войны, одной из самых страшных страниц Великой Отечественной войны 1941 - 1945 годов была блокада Ленинграда.

Битва за Ленинград является одной из решающих битв Второй мировой войны и занимает особое место в мировой военной истории не только из-за своей продолжительности, но и благодаря героической стойкости, проявленной защитниками города. Ленинградское сражение охватило почти всю северо-западную часть страны и длилось более трёх лет. На защиту города Ленинграда поднялись все его жители: 500 тыс. ленинградцев строили оборонительные сооружения, 300 тыс. ушли добровольцами в народное ополчение, на фронт и в партизанское отряды.

Блокада города и вражеские обстрелы продолжались 900 дней. За это время на Ленинград обрушилось свыше 100 тыс. фугасных и зажигательных авиабомб, фашисты выпустили 150 тыс. снарядов.

Секретная директива немецкого военно-морского штаба «О будущности города Петербурга» от 22 сентября 1941 года: 

«После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого большого населенного пункта. Предложено тесно блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты…  С нашей стороны нет заинтересованности в сохранении хотя бы части населения этого большого города».

Но прямое наступление захлебнулось. Наши войска плотно держали изнутри блокадное кольцо, не давая нигде его переступить. И тогда гитлеровскому генеральному штабу потребовались консультации Цигельмайера – крупного ученого в области питания, руководителя Мюнхенского пищевого института. Цигельмайер: «Я вычислил, сколько может продлиться блокада при существующем рационе, когда люди начнут умирать, как будет происходить умирание, в какие сроки они вымрут.

Я писал справку, что люди на таком пайке физически не могут жить. И поэтому не следует рисковать немецкими солдатами. Ленинградцы сами умрут, только не надо выпускать ни одного человека через фронт, пускай их останется там больше, тогда они скорее умрут, и мы войдем в город совершенно свободно, не потеряем ни одного немецкого солдата.

Из книг, журналов, встреч с ветеранами мы знаем, что город подвергся страшнейшим лишениям и пыткам. Враг рассчитывал, что пробудит в ленинградцах самые низменные животные инстинкты. Он был уверен, что голодающие, мерзнущие, жаждущие люди вцепятся друг другу в горло из-за куска хлеба, из-за глотка воды, возненавидят друг друга, начнут роптать, перестанут работать, в конце концов, сами сдадут город. За годы блокады от голода, холода, бомбёжек и артобстрелов погибло 900 тыс. мирных жителей.

Но никакие вражеские обстрелы не могли деморализовать население. В суровых фронтовых условиях город продолжал набирать силы. Ленинградцы являли собой образец не только патриотизма, но стойкости и выдержки.

Невиданные трудности и страдания пришлось пережить Ленинграду, его жителям и защитникам в блокадную зиму 1941-1942 года. Город был лишен запасов продовольствия и топлива, вышли из строя водопровод и канализация. Осенью 1941 года нормы продовольствия снижались пять раз. В ноябре рабочие получали по 250 грамм хлеба в день, все остальные по – 125 грамм. К началу осады из Ленинграда вывезли только небольшую часть жителей (менее 500 тыс. человек). Около 3 млн. человек не успели уехать. В осажденном городе осталось более 400 тыс. детей. Не было электричества, и почти весь город погрузился во тьму. Дома не отапливались. Воду приходилось брать из прорубей. Осажденный Ленинград оказался почти без запасов продовольствия.

Во тьме казалось: город пуст;
Из громких рупоров — ни слова,
Но неустанно бился пульс,
Знакомый, мерный, вечно новый.
То был не просто метроном,
В часы тревоги учащенный,
Но наше твердое — «живем!»,
Не дремлет город осажденный.

                                             (В. Азаров).

 

При всей чудовищности той действительности будничная жизнь большого города не останавливала свой круговорот – несмотря на все ужасы, люди по утрам вставали, порой чуть ли не через весь город шли на службу, мерзли в неотапливаемых помещениях, возвращались домой, занимались хозяйством. Люди жили повседневной жизнью – любили, ревновали, страдали от измен и потерь и даже рожали детей.

Город продолжал жить – работали многие заводы и фабрики, ученые проводили исследования, писали научные труды, функционировали городские службы и торговые предприятия, не регулярно, но все же работали кинотеатры, давались представления, художники писали картины, поэты – стихи, а монотонный стук метронома, доносившийся из репродуктора, прерывался передачами ленинградского радио.

В осаждённом городе, часто не работало радио, тогда в эфире стучал метроном: быстрый ритм означал воздушную тревогу, медленный ритм — отбой.

Город не просто жил, он давал фронту танки и самолеты. Промышленность города за 900 героических дней дала фронту более 2000 танков, 1500 самолетов, 150 тяжелых орудий, 12000 минометов и пулеметов, 10 миллионов снарядов и мин.

На заводы и фабрики пришли мальчишки и девчонки, досрочно выпущенные из ремесленных училищ. Многие из них становились на подставки, чтобы достать рычаги своих станков.

Голодные, изможденные, они по 12-14 часов не выходили из промерзших цехов и вносили свой вклад в разгром врага.

И летели листовки с неба

На пороги замерзших квартир:

“Будет хлеб. Вы хотите хлеба?..”

“Будет мир. Вам не снится мир?”

Дети, плача, хлеба просили.

Нет страшнее пытки такой.

Ленинградцы ворот не открыли

И не вышли к стене городской.

Без воды, без тепла, без света.

День похож на черную ночь.

Может, в мире и силы нету,

Чтобы все это превозмочь?

Умирали – и говорили:

- Наши дети увидят свет!

Но ворота они не открыли.

На колени не встали, нет!

Мудрено ли, что в ратной работе

Город наш по-солдатски хорош?..

Петр построил его на болоте,

Но прочнее его не найдешь.

                       (Елена Рывина, “Ночь”)

Вспоминает Галина Павловна Вишневская. (Отрывок из книги “Галина”).

«Началась блокада… Всего только несколько месяцев прошло с начала войны, а город уже голодал. Все меньше и меньше продуктов стали выдавать по карточкам. 20 ноября 1941 г. рацион хлеба дошел до 125 граммов иждивенцам и 250 граммов рабочим. Крупы выдавали 300 г, масла – 100 г в месяц. Потом пришло время, когда уже не выдавали ничего, кроме хлеба. Да и эти 125 г, от которых зависела жизнь, были не хлебом, а липким черным месивом, сделанном из мучных отходов, мокрым и расплывающимся в руках. Каждый растягивал свой кусок насколько мог…»

Были столовые, где за талончик на 20 г крупы давали тарелку супа. Правда, суп – одно только название, но хоть что-нибудь, все лучше, чем ничего…”

Да, Ленинград остыл и обезлюдел,

И высятся пустые этажи,

Но мы умеем жить, хотим и будем,

Мы отстояли это право – жить.

Здесь трусов нет, здесь не должно быть робких

И этот город тем непобедим,

Что мы за чечевичную похлёбку

Достоинство своё не продадим.

Есть передышка – мы передохнём,

Нет передышки, снова будем драться

За город, пожираемый огнём,

За милый мир, за всё, что было в нём,

За милый мир, за всё, что будет в нём,

За город наш испытанный огнём,

За право называться ленинградцем!

    (Зинаида Шишова из поэмы «Блокада»)

Надвигался голод! Развивалась своеобразная ленинградская кулинария: люди научились делать пышки из горчицы, суп из дрожжей, котлеты из хрена, кисель из столярного клея. Хлеб – это совсем маленький кусочек… тяжелый, липкий, сырой. Хлеб содержал всякую дрянь и лишь немного муки. Почти все ленинградцы стали дистрофиками. Одни распухли и блестели, как будто покрытые лаком. Это первая степень дистрофии. Другие – высохли – вторая степень. В конце декабря хлебная пайка стала почти вдвое тяжелее – к этому времени значительная часть населения погибла. Многие от слабости падали и умирали прямо на улицах. Весной 1942 года при таянии снега на улицах и площадях нашли около 13 тысяч трупов. Власти зарегистрировали более 250 случаев людоедства, а на рынках торговали сомнительным студнем.

Вместо супа — бурда из столярного клея,
Вместо чая — заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.
Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад...
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах — Ленинград.

        (Ю. Воронов.  «Сотый день или о героическом труде»).

На парте осталась открыта тетрадь,
Не выпало им дочитать, дописать,
Когда навалились на город
Фугасные бомбы и голод.

И мы никогда не забудем с тобой,
Как наши ровесники приняли бой.
Им было всего лишь двенадцать,
Но были они Ленинградцы!

                                     (В. Коростылев)

Не только взрослые, но и дети мужественно переносили все лишения.

Какое-то время еще работали школы, кто был в силах, приходил. Сидели в пальто, шапках и рукавицах  в ледяном нетопленом классе, голодные. Писали на старых газетах карандашами. Чернила замерзали на морозе. А после школы дети шли на крышу и дежурили там, тушили зажигательные бомбы или работали в госпитале. А. Фадеев писал: "И самый великий подвиг школьников Ленинграда в том, что учились. Учились, ни смотря, ни на что". Опасен и тяжел был путь в школу. Ведь на улицах часто рвались снаряды, и идти приходилось через снежные заносы.

У всех – закопченные лица; электричества уже не было, в квартирах горели коптилки – баночки с какой-то горючей жидкостью, в которые вставлялся маленький фитилек. Света она дает ничтожно мало, но коптит немилосердно, отсюда и название.

Остановились трамваи и троллейбусы, вышли из строя водопровод и канализация. Зимой снежные сугробы перекрывали улицы. Обессилевшие от голода люди постепенно стали опускаться – не мылись, покрылись вшами.

На развороченном пути
Стоит мальчишка лет пяти.
В глазах расширенных истома,
И щеки белые, как мел.
Где твоя мама, мальчик?
— Дома.
— А где твой дом, сынок?
— Сгорел.
Он сел. Его снежком заносит.
В его глазах мутится свет.
Он даже хлеба не попросит.
Он тоже знает: хлеба нет.

                            (С. Алексиевич).

Вы памятник «детям блокады» видали?

- Стоит у дороги из камня цветок,

Он символ трагедии, символ печали,

Непрожитых жизней, надежд и тревог.

 

Тела истощались, глаза потухали,

И смех оборвался и голос умолк…

Он – память погибшим, он – гимн пережившим

Весь ужас тех страшных «девятисот».

 

Сердца замирали в надежде и страхе:

Недетские горести выпали им –

И тем, кто не выжил, и тем, кто остался;

И памятник мертвым, и память живым.

 

Уж стали седыми «блокадные дети»,

Прошло полстолетья, а сердце болит.

И памятник этот, на постаменте,

Живым об ушедших забыть не велит.

(Л. Савченко, дитя блокадного Ленинграда).

На смену утру приходил день, который завершался сумерками, а потом ночь вступала в свои права. Люди ложились в промерзшие постели и… видели сны, в которых им постоянно снилась еда. Это были мучительные сны, не приносившие отдохновения.

Повседневная жизнь ленинградцев была наполнена заботами и проблемами, о которых в нашей жизни мы даже не вспоминаем, и забот этих было предостаточно. Немыми  и в то же время кричащими свидетелями тех страшных дней являются дневники ленинградцев.

Вот некоторые выдержки из дневника ленинградского учителя А. Винокурова:

Воскресенье, 5 января

                   Водопровод и канализация не работают уже несколько дней.

                   Воду приходится брать  в подвале соседнего дома, подолгу

                   стоять за нею в очереди. Сегодня дворник ходил по кварти-

                   рам нашего дома и забивал гвоздями двери в уборные.

                   Общественные уборные закрыты давно.

Среда, 8 января

                    Умер преподаватель математики. Странно, но в последние

                    дни известия о смерти уже не волнуют, как прежде, смерть

                    обычное явление. Мы к ней привыкли. На улицах чуть ли

                    не через каждые 100 метров лежат трупы умерших от голо-

                    да или замерзших. Публика настолько привыкла, что равно-

                    душно проходит мимо…

Среда, 15 января

                    Завтра пойду в школу. Измерил по плану города расстояние    

                    от дома до школы. Оно равно примерно 6 километрам, туда и

                    обратно, следовательно, около 12 километров. Тяжеловато

                    будет ходить в такие морозы и при таком питании.

26 января

                    По-прежнему огромные очереди за хлебом. Надо стоять в

                    очереди с 6-7 часов утра до середины дня, чтобы получить

                    хлеб. Занимать очередь за хлебом после 10 часов не имеет

                    смысла, так как вечером хлеб в булочные не поступает.        

Имя Тани Савичевой знает весь мир. Она жила в Ленинграде, в большой дружной семье. Школьнице Тане Савичевой было 11 лет. В дни блокады она вела дневник. В этом дневнике всего 9 страниц и на шести из них даты смерти близких людей.

«Женя умерла 28 декабря в 12 ч. 30 мин утра 1941 г.

Бабушка умерла 25 января в 3 ч. Дня 1942 г.

Лёка умер 17 марта в 5 ч. Утра 1942 г.

Дядя Вася умер 13 апреля в 2 ч. Ночи 1942 г.

Дядя Лёша 10 мая в 4 ч. Дня 1942 г.

Мама 13 мая в 7.30 ч. Утра 1942 г.

Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».

Умирающую девочку удалось вывезти из блокадного Ленинграда в Нижегородскую область. Но спасти её было уже невозможно. Она умерла 1 июля 1944 года в эвакуации от тяжелой болезни , похоронена в р.п. Шатки.  Шатковцы чтят память об этой девочке. Дневник Тани Савичевой фигурировал на Нюрнбергском процессе как один из обвинительных документов против нацистских преступников.

На берегу Невы,

В музейном зданье,

Хранится очень скромный дневничок,

Его писала Савичева Таня.

Он каждого пришедшего влечет,

Пред ним стоят сельчане, горожане,

От старца – до наивного мальца.

И письменная сущность содержанья

Ошеломляет души и сердца.

Это - всем живущим в назиданье,

Чтобы каждый в суть явленья вник, -

Время возвышает образ Тани

И ее доподлинный дневник.

Над любыми в мире дневниками

Он восходит, как звезда с руки.

И гласят о жизненном накале

Сорок две святых его строки.

В каждом слове - емкость телеграммы,

Глубь подтекста,

Ключ к людской судьбе,

Свет души, простой и многогранной,

И почти молчанье о себе...

Это смертный приговор убийцам

В тишине Нюрнбергского суда.

Это – боль, которая клубится.

Это – сердце, что летит сюда...

Время удлиняет расстоянья

Между всеми нами и тобой.

Встань пред миром,

Савичева Таня,

Со своей

Немыслимой судьбой!

Пусть из поколенья в поколенье

Эстафетно

Шествует она,

Пусть живет, не ведая старенья,

И гласит

Про наши времена!

(Сергей Смирнов. Из поэмы «Дневник и сердце»).

Надо отметить, что предпринимались все возможные меры, чтобы облегчить положение ленинградцев, сократить число неминуемых жертв. По льду Ладожского озера была проложена автомобильная дорога, названная «дорогой жизни». Вплоть до 23 апреля 1942 года по Ладожскому озеру непрерывно двигались автоколонны с продуктами, боеприпасами, а обратно на Большую землю вывозили детей, раненых, истощенных людей. За 102 дня работы ледовой трассы по ней было доставлено в Ленинград более 200 т грузов. Работа ледовой трассы сделала возможным уже с 25 декабря повысить нормы выдачи хлеба рабочим на 100 г, служащим, инвалидам и детям - на 75 г в сутки. Сколько людей спасла эта дорога.

По дну озера был проложен энергетический кабель, а также трубопровод, снабжавший Ленинград горючим. Хлеб доставляли теперь не только по воздуху, но и по ледовой дороге через Ладожское озеро. Грузовики шли по льду под постоянными бомбежками, поэтому этот путь прозвали «Дорогой смерти».

Сквозь бури-шторма, через все преграды

Ты, песнь о Ладоге, лети.

Дорога Жизни здесь пробита сквозь блокаду,

Другой дороги не найти.

Ох, Ладога, родная Ладога.

Метели, штормы, грозные снега

Недаром Ладога родная

Дорогой Жизни названа.

Зимой машины мчались вереницей,

А лёд на Ладоге трещал –

Возили хлеб для Северной столицы,

И Ленинград нас радостно встречал.

И знаем мы – кровавая блокада

Исчезнет скоро, словно тень.

Растут и крепнут силы Ленинграда,

Растут и крепнут каждый день.

              (П. Богданов. «Песнь о Ладоге»).

В осажденном Ленинграде Дмитрием Шостаковичем была создана Седьмая симфония, получившая название “Ленинградская”. 9 августа 1942 года шел 355-й день блокады. Большой зал Ленинградской филармонии не вместил всех желающих послушать Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича, впервые исполняемую в городе на Неве.

Я помню блеск немеркнущих свечей

И тонкие, белей, чем изваянья,

Торжественные лица скрипачей,

Чуть согнутые плечи дирижера,

Взмах палочки - и вот уже поют

Все инструменты о тебе, мой город,

Все рупора Симфонию твою...

(Л. Попова. Из поэмы "Седьмая симфония").

Страшным был итог блокады. За 900 дней погибло 800 тысяч человек. Это им посвящены печальные и торжественные слова, начертанные на мемориальной стене Пискаревского кладбища: «Их имен благородных мы здесь перечислить не можем, так их много под вечной охраной гранита. Но знай, внимающий этим камням, никто не забыт и ничто не забыто».

За фигурой Родины-матери на гранитной стене строки Ольги Бергольц:

Здесь лежат ленинградцы.

Здесь горожане - мужчины, женщины, дети.

Рядом с ними солдаты - красноармейцы.

Всею жизнью своею

Они защищали тебя, Ленинград.

Так пусть же пред жизнью

Бессмертною вашей

На этом печально-торжественном поле

Вечно склоняет знамена народ благодарный,

Родина-мать и город-герой Ленинград.

14 января 1944 советские войска перешли в наступление. Навеки вошли в историю Синявские высоты и Невский пятачок. По данным военных историков, здесь в ходе боев погибло более 360 тысяч человек. 27 января в результате блокада была снята. В честь выигранного сражения над Невой прогремели 24 залпа торжественного салюта. В эти минуты плакали даже те, кто не проронил ни одной слезинки за всю блокаду.

Битва за Ленинград закончилась. В течение 900 дней ленинградцы и советские воины при поддержке и помощи всей страны в боях и упорном труде отстаивали город. Ни голод и холод, ни авиационные бомбардировки и артиллерийские обстрелы не сломили славных защитников города. Родина высоко оценила заслуги города-героя. Более 930 тыс. человек удостоились медали “За оборону Ленинграда”.

Бессмертен подвиг ленинградцев в грозную пору Великой Отечественной войны. Эта легендарная повесть мужества и героизма навсегда останется в памяти грядущих поколений.

Такого дня не видел Ленинград, 

Нет, радости подобной не бывало.
Казалось, что все небо грохотало,
Приветствуя великое начало
Весны, уже не знающей преград.
Гремел неумолкаемо салют

Из боевых прославленных орудий,
Смеялись, пели, обнимались люди.

                                            (Ю. Воронов).

 

И снова мир с восторгом слышит
Салюта русского раскат.
Да, это полной грудью дышит
Освобожденный Ленинград!

                                            (О. Берггольц).