Информация о материале

Категория: Литературная карта Шатковского района

Опубликовано: 02 апреля 2018

Просмотров: 7738

В 2018 году Центральная библиотека МБУК «ЦМБС», совместно с МБУК «Музей», реализует проект по созданию Литературной карты Шатковского района.

Нашей целью является продвижение краеведческой литературы, развитие литературного туризма, формирование культуры использования электронных публикаций, расширение электронных ресурсов школ, библиотек, ВУЗов, архивных учреждений и музеев.

Для размещения на карте отбираются имена писателей и поэтов, которые уже вошли в историю литературного процесса. При отборе имён учитывалась связь персоналий с Шатковским краем в его современных границах.

Это, в первую очередь, персоналии, проживавшие в крае в тот или иной период времени, посетившие край и оставившие записи о крае в своих дневниках, заметках или произведениях. Они обозначены на карте зеленым цветом.

Следующая ступень  отражает на карте «коснувшихся» нашего края, бывавших у нас проездом; имевшие здесь родственников или родовые усадьбы. Они обозначены на карте синим цветом.

Красным цветом на карте обозначены советские писатели.

Литературная карта Шатковского района – это современный электронный энциклопедический ресурс, который поможет познакомиться с литературным пространством района всем желающим.

Литературная карта является схематичным отображением Шатковского района и пунктов, расположенных в нем. Ее сопровождают портреты писателей и поэтов.

Работа над проектом не закончена, карта будет пополняться по мере выявления персон, событий, географических локализаций, поскольку является постоянно действующим и функционирующим проектом МБУК «ЦМБС».

Следующим этапом развития литературной карты планируется нанесение на нее имен уже полюбившихся поэтов Шатковской земли и совсем молодых, только набирающих  силу авторах...Более подробно о Шатковских поэтах вы можете узнать на литературной страничке сайта Центральной библиотеки МБУК «ЦМБС».

Благодарим за информационную поддержку директора Муниципального бюджетного учреждения культуры "Шатковский районный историко-краеведческий музей" Администрации Шатковского Муниципального района Инжутова Александра Алексеевича.

Используемые источники информации

Информация о материале

Категория: Литературная карта Шатковского района

Опубликовано: 02 апреля 2018

Просмотров: 62648

<=Вернуться назад

Гайдар Аркадий Петрович

(1904–1941) 

По поручению Арзамасского укома в середине ноября 1918 года в село Старо-Иванцево приезжают Аркадий Голиков и работник укома Коляда.

Вечером 16 ноября в просторной избе крестьянина Михаила Ивановича Кузнецова собираются жители села. Коляда произнес горячую речь перед собравшимися. Выступил и Аркадий Голиков. Он рассказал о событиях в России, предостерег от опасности, грозившей со стороны Казани, захваченной белогвардейцами, призвал староивановцев записываться в Красную Армию. В тот вечер подали заявления о вступлении в партию и объявили о решении идти защищать молодую Советску республику более десяти человек. И среди них: Д.И. Первушкин, И.Я. Торсеев, А.П. Селедкин, Д.И. Яриськин, Ф.М. Кузнецов.

Переночевав в доме крестьянина Торсеева Ивана Яковлевича, на следующий день Голиков и Коляда продолжили свою работу.

В начале 1919 года Аркадий Голиков (Гайдар) во второй раз приезжает в Старо-Иванцево. Теперь уже с председателем Арзамасского уездного исполнительного комитета Сергеем Леонтьевичем Видюльцевым. Они проводили работу по формированию арзамасского кавалерийского отряда. Отряд был сформирован в кратчайшие сроки  и состоял из 100 всадников, 12 из которых были жителями Старо-Иванцева. Командовал отрядом староиванцевский крестьянин Кузнецов Иван Матвеевич.

Из Ключищ ушли добровольцами В.А. Клюев, М.С. Гусев, Т.Г. Субботин (воевавший в конной армии Буденного), В.И. Левин, который воевал против Колчака, Махно, Врангеля, И.И. Чикин из села Корсаково Смирновской волости воевал против банд Краснова, а позже и против Юденича. Дунаев Николай Иванович, Иван Васильевич Орешкин из села Шарапово отстаивал революционный Питер от белогвардейских банд, бил немцев под Псковом. Николай Петрович Макаров из того же села воевал с бандами Махно, штурмовал Перекоп.

Павел Яковлевич Сутырин, Андрей Васильевич Каравашкин, Петр Павлович Рыбин, Павел Иванович Каравашкин и многие другие прошли не один фронт Гражданской войны. Голодные, раздетые и разутые солдаты храбро защищали молодую Советскую республику и победили. Весной и летом 1918 года только на восточный фронт из партийной организации района ушло 63 человека.

---

<=Вернуться назад

Горький Алексей Максимович

(1868–1936)              

Писатель. Настоящее имя - Алексей Максимович Пешков. Родился в Нижнем Новгороде. Сын управляющего пароходной конторы Максима Савватиевича Пешкова и Варвары Васильевны, урожденной Кашириной. В семь лет остался сиротой и жил с дедом, некогда богатым красильщиком, к тому времени разорившимся.

Свою, пусть небольшую, страничку в летопись революции вписали и жители села Понетаевка. Дело в том, что рост числа подпольных рабочих кружков в Нижнем Новгороде требовал расширения политической пропаганды и агитации в рабочей среде, а, следовательно, и необходимость большего количества листовок, прокламаций, воззваний и газет. Мимеографа, на котором размножались эти материалы, было явно недостаточно. Нужна была типография. Алексей Максимович Горький, находившийся в то время в Нижнем Новгороде под надзором полиции, обещал достать деньги.

Деньги Горький достал и через столяра М.И Лебедева передал их руководителю нижегородской большевистской организации А.И. Пискунову. Тот в свою очередь отправил их в Казань, где типография и была приобретена. В конце апреля 1902 года открылась навигация на Волге, и с одним из первых пароходов «Об-ва Надежда» в адрес Пискунова прибыл багаж. Типографию получили и временно доставили на Старо-Сенную площадь в дом Грибкова, и спрятали ее в сарае у И.Г. Кривова.

Но в Нижнем назревали революционные события, готовилась первомайская демонстрация в городе и в Сормове. 26 апреля из Крыма в Нижний Новгород вернулся Алексей Максимович Горький с женой и сыном. Напряженность в городе нарастала. Шли обыски. Держать типографию в Нижнем стало опасно. Принято было решение собрать ее и начать работу где-нибудь на территории губернии. Выбор пал на Понетаевку. Туда срочно выехал Лебедев Михаил Иванович. Устроившись в Понетаевке сидельцем винной лавки и сняв дом для проживания, он перевез семью. Вскоре к нему с грузом приехал Козин Григорий Яковлевич. Станок был установлен, и началась работа. Вот как описывает начало работы подпольной типографии дочь М.И.Лебедева:

«Отец попросил Козина помочь ему печатать и захватить готовый материал в Нижний для передачи Комитету. Тот охотно согласился и прожил у нас несколько дней. Надо было сообщить в Арзамас Алексею Максимовичу, что типография начала работать. Григорий Яковлевич ехал с грузом напечатанных листовок, и заходить с таким багажом к писателю, у ворот дома которого дежурил шпик, было опасно.

С Козиным в Арзамас поехала мама (Олимпиада Захаровна Лебедева – В.К.), всегда помогавшая отцу в его подпольной деятельности. Она-то и пошла к Пешковым. Возможно, что она получила от Алексея Максимовича новый материал для печатания, так как он позднее сам признавался в письмах к А.А. Белозерову, что «живя в Арзамасе, писал прокламации».

А.А. Белозеров вспоминал, что в этой типографии печатались прокламации и несколько номеров «Нижегородской рабочей газеты». А Екатерина Павловна Пешкова и моя мать Олимпиада Захаровна говорили, что печаталась и газета «Искра», переданная через Алексея Максимовича.

После Козина в Понетаевку приезжали к нам многие революционеры. Приезжали и Пешковы с Максимом и Верой Николаевной Кольберг. Пешковы приехали осматривать монастырь, знакомиться с живописью художников. Алексей Максимович и Вера Николаевна оставались в монастыре, а Екатерина Павловна с Максимом пришла к нам. После завтрака мы все пошли в монастырь. С Алексеем Максимовичем и Верой Николаевной стоял отец и еще какие-то люди, и разговор был о какой-то картине художника Сорокина».

Типография в Понетаевке проработала недолго. Как только возникла угроза ее разоблачения, семья Лебедевых тут же выехала в Нижний Новгород, увезя с собой и типографию.

Но ростки революционного самосознания, зароненные прокламациями и листовками, проникли и в Понетаевку.

---

<=Вернуться назад

Мелибеев Пётр Петрович

(1908-1985)              

Родился 23 мая 1908 года в г. Арзамасе в семье врача. После смерти отца мать стала учительствовать, а в 1920 году поехала работать в Понетаевский детский дом. Вскоре мать превели в с. Кардавиль. Здесь П. П. Мелибеев создал комсомольскую ячейку, а его самого избрали секретарем.

С 1923 по 1927 год по путевке комсомола учился в Арзамаском педагогическом техникуме. После окончания техникума работал старшим пионервожатым в Центральном детском доме г. Нижнего Новгорода, директором краевой детской технической станции. В 1930 году П. Мелибеев переезжает в г. Нальчик, где работал учителем, инспектором областного отдела народного образования. С 1934 по 1937 год работал на радио в г. Пятигорске. В 1938 году П. Мелибеев вступил в кандидаты, а потом, в члены ВКП (б).

Серьезным литературным трудом стал заниматься в начале сороковых годов, когда была написана документальная драма «Товарищ Ксения». С 1951 года литературный труд становится профессией. Первая книга П. Мелибеева — повесть «Лето на Медвежьем» — вышла в 1954 году в Ставропольском книжном издательстве. С 1957 года П. П. Мелибеев — член Союза писателей СССР. Среди изданных книг: «Лето на Медвежьем» (1954 г.); «Если рядом друзья» (1956 г.); «Мастер золотого руна» (1958 г.); «Поиски героя» (1960 г.); «Садовая, 16» (1962 г.); «Только один спектакль» (1964 г.); «Друзья мои мальчишки» (1968 г.); «Та, далёкая весна» (1969 г); «Найди себя» (1971 г.); «Связь времён» (1983 г.). Повести «Святые» тенёта», «Конец тихой обители», «Гость из космоса» и пьесы «Своя линия» «На перекрестке дорог» были написаны П. Мелибеевым в соавторстве с писательницей В. И. Туренской.

Особый интерес представляет книга «Та, далекая весна», повествующая о комсомольцах начала двадцатых годов, о становлении советской власти в деревне. Многое в ней навеяно юношескими впечатлениями становления советской власти в селах Кардавиль и Понетаевка. Несмотря на обобщение событий и образов, многое из описанного происходило в действительности: сбор продразверстки, схватки с кулаками и самогонщиками, голод,  изъятие церковных ценностей и многое другое.

В ниже приведенном описании села Крутогорки и окрестностей явно прослеживается село Кардавиль и расположенные по соседству места: ландшафты, речка Озерка (в тексте Эльтемка), Серафимо-Понетаевский  монастырь.         

«Село Крутогорка лежит в сорока верстах от уездного города и в двадцати – от волости. Вокруг только песчаные бураки, крутобрежные овраги да чахлые перелески. А за ними – стена большого леса. Очень большого – на сотни верст тянется он, темный, непроходимый.

Глухая лесная сторона. Село на взгорье. Сразу за выгоном – глубокая балка с крутым спуском в нее.… По логу петляет речонка Эльтемка. Течет она весной, а летом в ней и капли воды нету.…  В селе – единственное каменное здание – огромная церковь о пяти куполах. Безраздельно властвует она над взъерошенными соломенными крышами. Напротив церкви – школа, ветхое бревенчатое здание с двумя классными комнатами.

В версте от села укрепились мощные кирпичные стены женского монастыря.  Остроконечная колокольня воткнулась в небо, а часы на ней каждые пятнадцать минут отбивают тягучую, заупокойную мелодию…»

---

<=Вернуться назад

Худяков Андрей Петрович

(1905-1993)

Родился в селе Александрово Нижегородской губернии в 1905 году. В 1923-м вступил в комсомол, а в 1926 году — в ряды ВКП(б). В 1928—1930 годы окончил совпартшколу 1-й и 2-й ступени в Нижнем Новгороде. Затем работал учителем обществоведения в школе села Неледино Шатковского района Горьковской области, где участвовал в проведении коллективизации.

С 1934 года А.П. Худяков работал на 92-м артиллерийском заводе им. Сталина в г. Горьком, в КБ В.Г. Грабина.

В 1943 году переехал с большой группой сотрудников В.Г. Грабина из г. Горького в подмосковный Калининград (ныне Королёв) и начал работать здесь под руководством В.Г.Грабина во вновь организованном Центральном артиллерийском конструкторском бюро (ЦАКБ). В годы войны А.П. Худяков был парторгом ЦК ВКП(б) в ЦАКБ. За участие в создании 85-мм пушки ЗИС-С-53 для танка Т-34 и 100-мм противотанковой пушки БС-3 награжден двумя боевыми орденами Красной Звезды.

С 1959 по 1962 год (вплоть до выхода на пенсию) А.П. Худяков работал в ОКБ-1 С.П. Королёва после присоединения к нему ЦАКБ. Дружил с В.Г. Грабиным вплоть до его смерти в 1980 году.

Многие годы А. П. Худяков был активным участником литературного объединения им. Новикова-Прибоя в г. Калининграде. Написал две книги о жизни нижегородской деревни: «Так начиналась жизнь» (издательство «Советская Россия», 1969 г.), рассказывающая о периоде революции, и «На переломе (дневник сельского коммуниста)» (издательство «Советская Россия», 1973 г.; Волго-Вятское книжное издательство, 1981 г.), повествующая о времени коллективизации. Его статьи печатались в местной и центральной прессе.

Книга «В.Г. Грабин и мастера пушечного дела», над которой А.П. Худяков работал, используя свои дневниковые записи, с 1980 года до самой смерти в 1993 году, была подготовлена к печати и издана его сыном С.А. Худяковым в 2000 году.

С 1934 года А.П. Худяков работал на 92-м артиллерийском заводе им. Сталина в г. Горьком, в КБ В.Г. Грабина.

В 1943 году переехал с большой группой сотрудников В.Г. Грабина из г. Горького в подмосковный Калининград (ныне Королёв) и начал работать здесь под руководством В.Г.Грабина во вновь организованном Центральном артиллерийском конструкторском бюро (ЦАКБ). В годы войны А.П. Худяков был парторгом ЦК ВКП(б) в ЦАКБ. За участие в создании 85-мм пушки ЗИС-С-53 для танка Т-34 и 100-мм противотанковой пушки БС-3 награжден двумя боевыми орденами Красной Звезды.

С 1959 по 1962 год (вплоть до выхода на пенсию) А.П. Худяков работал в ОКБ-1 С.П. Королёва после присоединения к нему ЦАКБ. Дружил с В.Г. Грабиным вплоть до его смерти в 1980 году.

Многие годы А. П. Худяков был активным участником литературного объединения им. Новикова-Прибоя в г. Калининграде. Написал две книги о жизни нижегородской деревни: «Так начиналась жизнь» (издательство «Советская Россия», 1969 г.), рассказывающая о периоде революции, и «На переломе (дневник сельского коммуниста)» (издательство «Советская Россия», 1973 г.; Волго-Вятское книжное издательство, 1981 г.), повествующая о времени коллективизации. Его статьи печатались в местной и центральной прессе.

Книга «В.Г. Грабин и мастера пушечного дела», над которой А.П. Худяков работал, используя свои дневниковые записи, с 1980 года до самой смерти в 1993 году, была подготовлена к печати и издана его сыном С.А. Худяковым в 2000 году.

Книга "На переломе" - дневник сельского коммуниста, освещает сравнительно небольшой период времени (1929-1930 годы), но в нем рассказано о событиях огромной исторической важности - о процессе подготовки и проведении коллективизации в селах Неледино, Смирново и других Шатковского района Горъковской области.  Автор на конкретных автобиографичных примерах показывает, как проводилась хозяйственная политика партии в деревне, как тяжело происходила насильственная ломка прежнего, веками устоявшегося уклада жизни.

Информация о материале

Категория: Литературная карта Шатковского района

Опубликовано: 29 марта 2018

Просмотров: 99791

<=Вернуться назад

Анненков Иван Александрович

(1802-1878), декабрист.

Александру Никаноровичу Анненкову в Шатковском крае принадлежали село Верхние Печерки и деревня Нагаево.

Сын статского советника Александра Никаноровича, до выхода в отставку служившего капитаном в лейб-гвардии Преображенском полку, и Анны Ивановны, единственной наследницы состоятельного генерала от инфантерии Ивана Якоби.

За полгода до восстания Иван Александрович знакомится с Полиной Гёбль — дочерью наполеоновского офицера, приехавшей в Москву в качестве модистки на работу в торговой фирме Дюманси. Летом молодые люди встретились на ярмарке в Пензе. Иван Александрович прибыл туда «ремонтером» — заниматься закупкой лошадей для полка. Полина приехала вместе с магазином Дюманси. В Симбирской, Пензенской и Нижегородской губерниях у Анненковых были имения, и молодые под видом объезда их, совершили краткое путешествие. В одной из своих деревень он договорился со священником и нашёл свидетелей, чтобы обвенчаться с Полиной, но она, боясь гнева матери, отказалась от обряда. В Москву они вернулись в ноябре 1825 года.

Восстание перевернуло все их планы и мечты. Анненков был осужден к 20 годам каторги, лишению чинов и дворянства и пожизненному поселению в Сибири. Почти без средств, не зная русского языка, Полина Гёбль добирается до Читы. Там, в деревянной Михайло-Архангельской церкви, она венчается с Иваном Александровичем.

Эта история послужила сюжетом роману Александра Дюма «Учитель фехтования». В 1857 году Анненковы поселились в Нижнем Новгороде. Ивану Александровичу было возвращено дворянство, а также часть владений, в том числе село Верхние Печерки и деревня Нагаево.

В Нижнем Новгороде он начал службу в канцелярии губернатора А. Н. Муравьева. С 1858 года Анненков становится членом созданного в губернии комитета по улучшению быта крепостных крестьян. В ходе осуществления реформы 1861 года становится председателем губернского съезда мировых посредников. С 12 января 1863 года избирается предводителем дворянства Нижегородского уезда. В дальнейшем еще трижды избирается на это место и оставляет его только в октябре 1874 года – в связи с болезнью.

---

<=Вернуться назад

Княгиня Багратион Екатерина Павловна, урождённая графиня Скавронская

(1783 - 1857)   

Жена полководца Багратиона. Дочь графа Павла Мартыновича Скавронского, посланника в Неаполе, и Екатерины Васильевны Энгельгардт, племянницы и одновременно фаворитки светлейшего князя Потёмкина. Ее отцу принадлежали обширные имения в том числе и село Собакино (сейчас-Красный Бор). По протекции императора Павла I была выдана замуж за генерала Багратиона в 1800 году. Венчание состоялось 2 сентября 1800 года в церкви Гатчинского дворца. В 1805 году княгиня окончательно порвала с мужем и уехала в Европу. Детей у супругов не было.

Багратион звал княгиню вернуться, но та оставалась за границей под предлогом лечения. Уехав за рубеж, она сделала, как говорили о ней, «из своей кареты как бы второе отечество». В Европе княгиня Багратион пользовалась большим успехом, приобрела известность в придворных кругах разных стран. В Дрездене она стала любовницей князя Меттерниха и от него в 1810 году родила дочь Клементину. В 1812 году княгиня овдовела. Обосновавшись в Вене, княгиня становится хозяйкой прорусского антинаполеоновского салона. Гёте встречался с ней в Карлсбаде и восторгался её красотой. В 1814 году она блистала на Венском конгрессе. В 1815 г. перебралась в Париж, приобретя особняк на Елисейских полях, держала салон.

В нём бывал Бальзак, он упоминается в романе Гюго «Отверженные». В одном из своих писем Бальзак говорит, что княгиня была одной из двух женщин, с которых он писал Феодору в «Шагреневой коже».

11 января 1830 г. стала женой английского генерала и дипломата Карадока, лорда Хоудена (1799—1873). Где-то в это же время Е. П. Багратион становится наследницей имений, принадлежащих ей в России, в частности и села Собакино. Село Собакино казна выкупит у княгини в *. Е. П. Багратион - персонаж романа Барбары Картленд «Ледяная дева», одна из главных героинь исторической повести Михаила Казовского «Катиш и Багратион».

---

<=Вернуться назад

Державин Гавриил Романович 

(1743 - 1816)     

Г. Р. Державину в Шатковском крае в конце XVIII - начале XIX века принадлежала деревня Гаврилово.

Русский поэт эпохи Просвещения, государственный деятель Российской империи, сенатор, действительный тайный советник. Широкая литературная известность пришла к Г. Державину в 1782 году после опубликования оды «Фелица», которая в восторженных тонах была посвящена автором Императрице Екатерине II. Творчество Г. Р. Державина представляет собой вершину русского классицизма М. В. Ломоносова и  А. П. Сумарокова.

---

<=Вернуться назад

Копьев Алексей Данилович

(1767 - 1846)     

Русский писатель конца XVIII века.

«Обращённый мизантроп, или Лебедянская ярмарка»

Постановка 11 мая 1794. Пьеса по своей теме и судьбами персонажей связана с «Недорослем» Д. И. Фонвизина.

«Что наше, тово нам и не надо»

10 октября 1794 года была поставлена одноактная комедия «Что наше, тово нам и не надо». По мнению современных исследователей, она принадлежит к жанру драматических пословиц и представляет собой психологический этюд, построенный вокруг образа скучающего человека.

«Бабьи сплетни»

20 января 1796 года на Придворном театре была поставлена комедия «Бабьи сплетни» (текст не сохранился).

«Княгиня-Муха»

Упоминается также о пьесе «Княгиня-Муха», однако она не была напечатана, и определённо о ней ничего не известно.

А. Д. Копьеву в 30-40-годы XIX века принадлежало село Понетаевка. После смерти по духовному завещании имение досталось дочери – Елизавете Алексеевне, в котором, по ее инициативе в 1864 году была учреждена женская община, вскоре преобразованная в Серафимо – Понетаевский женский монастырь.

---

<=Вернуться назад

Мельников-Печерский Павел Иванович

(1818-1883)      

Русский писатель, публицист, этнограф-беллетрист. Был женат первым браком на Л. Н. Белокопытовой, отцу которой – Н. М. Белокопытову принадлежала д. Нечаевка.

С 1847 года П. И. Мельников на службе в Нижегородском губернском правлении; в 1850 году причислен к штату Министерства внутренних дел; как чиновник по особым поручениям занимался исследованием и искоренением старообрядчества. Практически вся его профессиональная и частная жизнь была связана с Нижегородской губернией.

Летом 1851 года П. И. Мельников проехал по маршруту похода Ивана Грозного от Мурома до Казани, картографировав все древние курганы, встреченные на пути. Им был собран обильный фольклорный материал о походе Ивана Грозного.

22 мая 1852 года П. И. Мельников был назначен начальствующим статистической экспедиции в Нижегородской губернии. Для выявления точного количество старообрядцев и чтобы не вызвать волнений, П. И. Мельникову было поручено провести сплошное обследование всех населённых пунктов Нижегородской губернии. В «Отчете о состоянии раскола в Нижегородской губернии» (1854), среди селений, в которых проживали старообрядцы упомянуты Ногаево, Костянка, Смирново. Несколько строк в «Отчете…» посвящены старообрядцам с. Собакино. Занимался П. И. Мельников и этнографическими исследованиями мордовского народа. В «Очерках мордвы» есть сведения об элементах мордовской свадьбы в селе Вечкусово.

---

<=Вернуться назад

Радищев Александр Николаевич

(1749-1802)   

Писатель и мыслитель, выдающийся представитель русского «Просвещения», автор знаменитой книги «Путешествие из Петербурга в Москву».

Детские годы А. Н. Радищев провел в селе Верхнее Аблязово Саратовской губернии (ныне Пензенская область), где находилось имение матери Феклы Степановны, урожденной Аргамаковой, незадолго до рождения сына продавшей Шатки Михаилу Федоровичу Аргамакову. В 1756 году родители отправили мальчика в Москву, к Михаилу Федоровичу Аргамакову – человеку «умному, богатому и просвещенному».

В московском доме Михаила Федоровича Аргамакова А. Н. Радищев провел свои детские годы. По связям с Московским университетом (его родственник А. М. Аргамаков в то время являлся директором), Михаил Федорович доставил Радищеву возможность пользоваться уроками видных ученых. Пребывание в этой культурной и образованной семье на протяжении почти пяти лет, несомненно, имело важное значение для воспитания мальчика. Возможно, именно в это время мальчику был привит тот горячий интерес к общественным проблемам, который завладел всем его существом.

Весной 1790 года А. Н. Радищев отпечатал в собственной типографии, с помощью дворовых людей, свою знаменитую бунтарскую книгу «Путешествие из Петербурга в Москву». Было напечатано примерно 650 экземпляров. 30 июня 1790 г Радищев был арестован. За публикацию книги он был приговорен к смертной казни, а затем помилован — казнь ему заменили на 10-летнюю ссылку в Илимский острог (под Иркутском).

Последние годы жизни Радищев служил в Комиссии по составлению законов, написал «Проект для разделения «Уложения» и записку «О законоположении». В них звучали требования уничтожить крепостное право, сословные привилегии, произвол властей, отменить телесные наказания, ввести равенство перед законом. Это вызвало недовольство одного из сановников, которое подтолкнуло к решению покончить с собой.

Несколько раз, достоверно, в 1775 году, последний раз в 1798 году, А. Н. Радищев посещал родные места селе Верхнее Аблязово Саратовской губернии (ныне Пензенская область), где находилось имение матери Феклы Степановны. Можно было бы предположить, что по пути Александр Николаевич мог останавливаться в Шатках, купленных к том времени дядей его матери  - Иваном Игнатьевичем Аргамаковым, и после смерти отошедшим его жене – Еванфие Ивановне и дочерям – Анне и Екатерине – двоюродным теткам  А. Н. Радищева.

Аргамаковы являлись вкладчиками Саровского монастыря, но они не только присылала свои приношения в монастырь, но и неоднократно посещали его. В одной, например, записи говорилось, что 15 августа 1785 года в Саровскую пустынь приехала «Еванфия Ивановна (Аргамакова) с зятем Владимиром (Полуектовым) и с детьми».

Особенно благотворила монастырь Анна Ивановна Аргамакова (1753-1806) так и не вышедшая замуж. Ей принадлежит также огромная роль в хранении рукописи А. Радищева. Через Анну Ивановну Аргамакову отец Александра Радищева – Николай Афанасьевич, передал черновики рукописи сына «Путешествия из Петербурга в Москву» на хранение в Саровский монастырь, где они и находились у монаха Киприана. Бывала Анна Ивановна не только в Саровской пустыни, но и в ближайшей к ней Дивеевской обители, где подарила «пуховую подушечку» (видимо, своей работы) настоятельнице Агафье Мельгуновой. Четырехъярусная монастырская колокольня построена на деньги четырех богатейших вкладчиков, в том числе и Анны Ивановны Аргамаковой. Постройка колокольни (по проекту известного московского архитектора К. И. Бланка) была закончена в 1799 году.

Умерла Анна Ивановна в 1806 году в Москве. На обороте листа 148-го Дневника-летописи Саровского монастыря есть запись: «22 декабря 1806 года скончалась благотворительница нашей обители Анна Ивановна Аргамакова в Москве и погребена в Новодевичьем монастыре».

Сестра Анны Ивановны - Екатерина Ивановна, в замужестве Полуэктова. Ее сын, Борис Владимирович, был женат на Любови Федоровне Гагариной, сестре Веры Федоровны, жены П. А. Вяземского; дочь, Наталья Владимировна, была замужем за Николаем Ильичом Мухановым, дядей декабриста; это те самые Полуэктовы, что приезжали к Ф. А. Грибоедову погостить в Хмелиту, - «веселая компания, любившая поврать». Выдержка из письма П. А. Вяземского к жене от 29/30 июня 1832 года: «…были Муханов, Полуэктова, Блудов, Пушкин…». Близкие родственники Грибоедова и Радищева – Полуэктовы, по фамилии которых в XVIII веке были названы в Москве два переулка, входили в круг личных связей Пушкина, забытых и не упоминаемых в литературоведении наших дней»

Информация о материале

Категория: Литературная карта Шатковского района

Опубликовано: 29 марта 2018

Просмотров: 200887

<=Вернуться назад

Богодуров Александр Алавердиевич

(1873-1954)

Сын Софьи Васильевны Баженовой, правнучки великого русского зодчего Василия Ивановича Баженова и Аллавердия  Ассербековича Богодурова.

Богодуров А. А. - активный общественный деятель, уездный арзамасский корреспондент газеты «Нижегородский листок», попечитель училищ Арзамасского уезда, участник русско-японской войны 1904-1905 гг., принимал участие в работе Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. В первую четверть XX века проживал на хуторе, неподалеку от с. Корино (ныне Шатковский район).  Был лично знаком с М. Горьким. Заслуживают внимания дневники А. А. Богодурова, в которых нашли отражения события, происходившие в Арзамасском уезде в конце XIX-начале XX века. Хранятся дневники в личном архиве потомков.                      

Из дневников:

«1894…Я иду во время солнечного заката по травянистой прямой коринской дороге. Прямо передо мной в версте – белея, обшитая тесом мельница. Лучи заката последним блеском своим заливают ее, эту мельницу, и она вся горит, купается в алом сиянии. Вокруг меня мои поля ржи, сжатой, сложенной в копны…Жницы, неся на плечах серпы, а в руках бураки для воды, идут домой. На селе шум, гам; какой-то пронзительный голос кричит, растягивая средний слог: «бурешка», «бурешка»; собаки то зальются лаем, то вдруг как-то смолкнут; на выгоне и по дорогам на задах, где еще не улеглась пыль от только что промчавшегося табуна, слышен скрип телег, нагруженных снопами; на концах загонов кладут скирды, слышится говор, смех, но везде видна торопливая работа…»

Июльская ночь в Шатках:

«1891…вокруг темно, уходит вдаль улица села, длинная, широкая; кое-где мигают огоньки; где-то скрипит запоздавший воз снопов. За рекой, недалеко за избами, темнеет лес и из-за него выходит уже на чистое небо Юпитер…»

Пожары засушливого 1890-го года:

«12 июля 1890 года…Ночью пламя перебралось в лом и частый ельник вдоль Кардавильских лесов. Тут пожар, быстро передвигаясь на юг, к Лощихе, разлился от Удельного леса до Зендеровского версты на три; горело все сплошь; народу не хватало на линию защиты вдоль Лощихи. Из Понетаевки пришли монашки и стали защищать свой лес и Лощиху и молить о дожде».

Пожар в Шатках 5 июня 1904 года:

«Около 12 ч. дня в четверг 5 июня, гигантский столб черного дыма увидели мы с хутора, над южным концом Шатков. Через 10 минут половина села пылала. Я с Бутькой помчался на велосипедах; двадцати минут не прошло, - мы были у железнодорожной насыпи; пожар подходил уже к церквям, оба порядка пылали. Мы бросились к церкви. Никого из начальства не было; крестьяне растерялись; часть их, во главе с урядником, бросились грабить горевшую «винополию» и перепились тут же; многие сидели у своих домов и не желали принимать участие в тушении пожара, в спасении чужого имущества; и, конечно, дождались гибели своею. Если б малейшая распорядительность до нашего приезда мозжно было бы спасти старинную деревянную церковь но пьяные препятствовали нам в спасении иконостаса, крича «пущай все сгорит». Сгоранию церкви способствовала лавка, около коей стояли бочки дегтя и керосина и сложен был, вопреки закону, на глазах полиции костер лутошек. Существующая, на бумаге, конечно, как и много и других российских учреждений, пожарная дружина ничем себя не проявила; сельские же насосы сгорели один даже прямо под пожарным навесом.

Работали исключительно чужие насосы и чужие люди да мы – я, Бутька [брат Всеволод –А. И.] и Анатолий; лично мы спасли целый порядок, с тремя насосами отстаивая крайнюю у речки избу, влезая на загоравшуюся крышу. Деревянная церковь театрально горела и картинно рухнула; каменная уцелела; от усадьбы только печи остались. Все время бушевал южный ветер, по улице ходили столбы раскаленного песка, пламя крутилось и выло, дым застилал все…Почти до 6 часов бушевал пожар. Я получил удар багром в спину и выбыл из строя… тут же основали комитет в состав коего вошли пристав, лесопромышленники Гальперины, начальник станции; послали за хлебом в Арзамас и Лукоянов, и дело закипело; с окрестных сел стекались пожертвования; мы устроили склад в бараке для богомольцев, выстроили хлебопекарные печи…

Строительство железной дороги:

«19 декабря 1900 года. Да, но что это? Ночную тишь всколыхнул чистый резкий свист локомотива. Здесь жизнь, жизнь, и к нашим полям пришла культура, ожившая забытый мордовский край?…19-го побывал у Степановых, закупив необходимое, поехал на хутор; мглистый теплый вечер, за Нечаевкой переезд через железный путь; свисток в Шатках и гул отходящего поезда. Я дождался его: показались фонари и медленно громыхая и покачиваясь, прошел балластный поезд, впервые для меня в этих пустынях, ново и странно гармонируя со знакомой с детства картиной. Путаясь в клубы и обрывки белого дыма, постепенно скрылся он в нависшей над долиной Теши мгле».

Первое электричество в Шатковском крае:

«10 января 1903 года… Чтобы попасть к Рождеству в Нижний, я немедленно, приехав в Корино посетил стройку, лес, Ольгу Васильевну, от нее поехал ночью, с Иваном, долиной Ельтмы, на свой хутор. Хороша была эта поездка, лунною, облачною ночью вековыми лесами, странно сиял в глуши лесов электрический фонарь лесопилки. Было таинственно тихо; порою кружился слабый снежок; порою очищалось небо, луна сияла и горели алмазами снега. В тишине ночи, опушенные снегом, спали липы и блестели мои постройки».

О знакомстве с  А. М. Пешковым:

«25 ноября 1901 года. Был я раза два у Алексея Максимовича (Пешкова). Он подарил мне 4 томика сочинений»

А. А. Богодуров навещает Горького во время Арзамасской ссылки: «20 апреля 1902 года…недавно, будучи в Арзамасе, гулял я с Горьким за город, мы сидели у мельницы на нашем забытом тракте и созерцали город в лучах заката» 

«1905 год. Приезжая лунными вечерами со станции со свежими газетами на руле, я читал их долго и сосредоточенно, прослеживая списки убитых офицеров и ужасаясь их количеству, и все более и более убеждался, что доходит и до меня черед. Попалось имя убитого под Ляояном товарища, - бывшего институтца – Пети Витмана, и ужас объял меня. Зачем он, кроткий и незлобивый, музыкант – попал в те страшные места и погиб там, оставив жену и ребенка и бедную усадьбу с глухим и больным отцом и многочисленными сестрами, здесь, недалеко от меня, на холмах Кирманских?»

Дом:

 «10 декабря 1907 года…После пустынных полей – вот хутор, заборы и околица одеты прозрачной густой оболочкой…Ярко – морозные дни: низко над лесом катится кратким путем солнце и кроваво садится за рощей в леса, нежно вырисовывая вершины сосен и елей на огнистом закате.

…Бледное зарево на востоке и из-за далеких затешных гор и лесов выкатывается, лежа на боку, неправильный, красный, справа ущербленный месяц…

В зеленом серебре, величаво застывшая в волнах снегов, изваянных буранами, лежит равнина; ложатся холодные синие тени кустов; искоса трогают лунные лучи изукрашенную, причудливо раскидавшую ветви свои, опушку рощи…»

Переломные события 1918 года

 «30 января 1918 года…хлеба так и неоткуда достать и что будет, когда кончится – страшно подумать. Сена,  соломы,  тоже не достать, керосин выходит, свечи, кофе, какао и на смену нет ничего. Нет многих лекарств, полотна, сапог, посуды, стекла и еще очень многого. Но что всего ужасно – месяц нет газет – никаких!!!»

«14 февраля 1918 года. Гражданская война все усиливается. Гибель всего. Культуры, общества, семьи, кинжалов, голода, болезней. И…все-таки – хочется верить, что не все кончено. Будет мирная жизнь и свобода, и порядок, но жертвы, жертвы, ушедшие жизни!»

 

---

<=Вернуться назад

Даль Владимир Иванович

(1801-1872)

Русский писатель, этнограф и лексикограф, собиратель фольклора, военный врач. Наибольшую славу принёс ему «Толковый словарь живого великорусского языка», на составление которого ушло 53 года.

С 1849 по 1859 годы В. И. Даль проживал в г. Нижнем Новгороде, возглавляя Нижегородское удельное имение, ведавшей делами удельных крестьян. В это имение входили 684 села, разбросанных по 9 уездам губернии. В их число входили четыре мордовских села нашего края – Вечкусово, Великий Враг, Старое и Новое Иванцево. По служебным делам, Даль посещал многие села и деревни имения. Среди прочих дел, В. И. Даль хлопотал об открытии училища в селе Великий Враг.

В 1852 и 1853 годах В. И. Даль и его единомышленник П. И. Мельников – Печерский, объехали 3700 населенных местностей Нижегородской губернии, собирая сведения по программе, составленной П. И. Мельниковым-Печерским и П. А. Милютиным под руководством Н. И. Надежина.

---

<=Вернуться назад

Князь Долгорукий Иван Михайлович

(1764 -1823)

Поэт, драматург, крупный государственный чиновник. В 1813 году совершил поездку в Нижегородскую губернию. Результатом поездки стала книга «Журнал путешествия из Москвы в Нижний 1813 года».

«…После полден поехали мы в Лукоянов, городок уездной, от Арзамаса в 50 верстах…Все еще пески и дорога тяжела, особливо в жаркое время. Обедали в 4 часа в селении Шатки, и тотчас, переменяя лошадей, отправились к своему предмету. Около полуночи прибыли в Лукоянов».

И. М. Долгорукий «Журнал путешествия из Москвы в Нижний 1813 года».

---

<=Вернуться назад

Ермолов Николай Петрович

(1833 - 1889)

В селе Бритово, в своем имени проживали знатоки русской борзой, страстные поклонники псовой охоты, помещики Ермоловы. Н. П. Ермолов записывал свои охотничьи заметки и публиковал их в журнале «Русская охота».

Старший дядя Николая Петровича Ермолова – В. Г. Ермолов, был прототипом Троекурова из повести А.С. Пушкина «Дубровский». В старинных изданиях («Журнал охоты», «Природа и охота») сохранились рассказы, очерки и воспоминания Николая Николаевича Ермолова и его племянника Николая Петровича. Николай Петрович, последний из рода Ермоловых, стал известнейшим на всю Россию собакозаводчиком - кинологом и охотничьим писателем. С 1860 по 1890 год Н.П.Ермолов  много и плодотворно писал во все охотничьи издания.

По неполным данным, за это время им было опубликовано более ста рассказов, очерков и заметок. Среди литературных трудов нужно отметить охотничьи воспоминания: «Охота в детстве», «Из воспоминаний охотника», «Два чудака», «Прежние охотники», «Прежние охоты на Пьяне», «Прежние и нынешние охоты», а также рассказы, посвященные обитателям степей и лесов: «Удалой белячишка», «Лихие русаки», «Лесные зайцы».

---

<=Вернуться назад

Короленко Владимир Галактионович

(1853–1922)               

В нижегородский период жизни Владимир Галактионович проявил себя и как замечательный писатель и талантливый публицист, и как крупный общественный деятель.

В начале января 1885 года после окончания срока ссылки Владимир Галактионович Короленко приехал на жительство в Нижний Новгород.

В нижегородский период жизни Владимир Галактионович проявил себя и как замечательный писатель и талантливый публицист, и как крупный общественный деятель. Одиннадцать лет жизни в Нижнем были расцветом художественного творчества В.Г. Короленко, здесь было написано большинство его художественных рассказов. Множество разнообразных впечатлений вынес Короленко из своих длительных пеших летних походов: нижегородский край послужил темой и материалом для рассказов «За иконой», «Река играет», «В облачный день», «В пустынных местах», «На Волге» и др.

Впервые В. Г. Короленко посетил Шатковский край в 1890 году.  В июне Короленко отправился в пешеходное странствование по нижегородским монастырям. На обратной дороге, побывав в Дивеевском и Саровском монастыре, он посетил Понетаевский монастырь, а затем, следуя через Козловку, Кирманы и Паново, отправился в Арзамас. В. Г. Короленко приступил к описанию своих странствований по монастырям, но работа эта прервалась в самом начале, он поехал на Керженец.

Последние впечатления захватили воображение писателя, и работа, начатая ранее, продолжение не получила. Она сохранилась в одной из тетрадей писателя в виде черновой рукописи, озаглавленной «В Дивеево». Сохранились лишь путевые заметки В. Г. Короленко...

В июле 1891 года нижегородский кружок Короленко развернул свою деятельность по оказанию помощи пострадавшим от неурожая. Короленко принял участие в разработке устава Благотворительного комитета и несколько месяцев работал непосредственно в Лукояновском уезде, где на благотворительные средства от редакций русских и английских журналов открыл 50 столовых для голодающих. Путевые заметки Короленко раскрывают его поездки в Лукояновский уезд в 1892 году, в них упоминаются Озерки, Шатки и Новая деревня, в которой была открыта одна из благотворительных столовых.

В непосредственной связи с работой по оказанию помощи голодающим крестьянам, Короленко были написаны очерки "В голодный год". "Наблюдения, размышления и заметки" из записей дневника писателя перешли на столбцы газеты "Русские ведомости" (ряд номеров за 1892 и 1893 гг.), затем на страницы журнала "Русское богатство" (NoNo 2, 3, 5 и 7 за 1893 год) и в конце 1893 года вышли отдельной книгой.

В последний раз В. Г. Короленко посетил Шатковский край в июле 1903 года, когда по железной дороге приехал в Шатки и отправился далее, через Хирино, Вонячку и Понетаевку в Саровский монастырь, где проходили торжества связанные с канонизацией Серафима Саровского. В Понетаевском монастыре он заночевал 15 июля. Это было его вторичное посещение монастыря.

Из путевых заметок… 1890. 18 июня.

   Понедельник, в 4 1/4 утра вышли. До Козихи четыре версты (больше), мимо Б. Макотелема в Рогожку в 7 ч.30 м., вышли в 9 ч. В Крутец в 11 ч. (отдыхали один час), из Крутца в 12 час, в Понетаево в 1 1/2.

   -- А у нас, - говорит, сияя, монашенка, - нынче боголюбивую23 провожали. - Народу что было, - так даже очень много было народу... Крестный ход у нас был, право...

   И сестра улыбается мне от удовольствия и вся сияет.

   - А это вот, - с важностью говорит она, указывая на красный корпус, - мать игуменья у нас живет.

   У крыльца, осененного с двух сторон деревьями, в проезде вроде аллейки, стоит линейка, тройка лошадей позвякивает бубенцами, и солнечные зайчики весело играют на лошадях, на кучере, на линейке. Вся картина напоминает доброе старое время, помещичий дом и лихую тройку приехавшего в гости соседа.

   -- А это, -- с чрезвычайным восторгом говорит "сестра", - батюшка из Спасского приехал. По случаю "боголюбивой". Теперь у матери игуменьи гостят. Как же, как же, из Спасского монастыря батюшка. Тоже икону провожал. А вы, миленький, ступайте вот мимо колоколенки, там гостиница.

Я прохожу мимо колоколенки, и внезапно взорам моим открывается прекрасное каменное здание, с палисадником, зеленью кругом, с орнаментами на фасаде.

   -- Скажите, что это за корпус? - обращаюсь я к проходящей, совсем еще молодой черничке.

   -- А это у нас живописный корпус. Тут с Афона монашенки обучают у нас, - и в ее голосе опять звучит нота гордости……

   Из Понетаевки во вторник в 10 часов 20 минут утра. Козловка. Керманы. Паново.

   В Панове ост[ановился] в трактирчике ровно в 12 ч. 30 м. (верст девять, десять), вышел из Панова в 2 ч. 10 м. Цымбоярская. Юсупова деревня. Н. Усад.

   Между Пановым и Цымбоярской показывается Арзамас (глазу видно - ногам обидно).

1892 г. 28 февраля.

   В 1 час дня из Арзамаса опять на вольных. Вольные оказались однако теми же почтовыми из Новой деревни (43 в. от Арзамаса). Ямщик, или, вернее, сын хозяина станции, привез Фед. Ефимова Дрягалова, торговца лесом и хлебом (из с. Болдина); теперь, покончив расчеты с земской управой за овес, торговец едет обратно, и т[аким] обр[азом] мы – попутчики 9. Дрягалов -- топорная, грубо сколоченная, но довольно добродушная фигура, неглуп, служил членом управы. Жалуется на пьянство:

   -- Это есть самое первое зло, кабак. Вот у них - Новая деревня. Из двора во двор -беднота. Земля и никогда-то не родит, а теперь и подавно, а трактир есть. По-настоящему бы закрыть, кроме базарных сел…

   Смеется.

   -- Третье есть зло - келейницы. Видите вот (он указывает рукой на небольшой порядок, выбежавший к сторонке за селом, в низинке. Крошечные избенки, без огородов и дворов, мигают в сумраке небольшими оконцами) -- это вот живут солдатки, девки старые, безмужние, вдовы, без наделу которые.

Из очерка «В голодный год»

…В это время мы минуем большое село. Внизу, по суходолу, в стороне от дороги вытянулся небольшой порядочек. Крохотные оконца крохотных избушек, без дворов и огородов, отсвечивают в синеватой мгле наступающего зимнего вечера. Это кельи…Это вот проживают тут солдатки, безмужницы, девки старые, вдовы и тому подобные, без наделу которые женщины…

Зимняя заря погасла далеко впереди, снега посинели, луна ныряет меж высокими, холодными облаками… Какие-то летучие тени пробегают по снежным полям и сугробам, отблески по подмерзшим гладким проталинам вспыхивают и гаснут. Холодный ветер шипит, кидает мелким снежком, забирается под шубу, наводит тоску.

   — Граница уезду близко,— говорит Брыкалов, кутаясь в свою шубу.

   — Где?

   — Вон там, за второй гатью, под лесом.

Еще с версту…я, проехав длинную-длинную гать, приблизился к границе Арзамасского и Лукояновского уездов… Было это, если не ошибаюсь, в самую полночь,— час фантастический! По небу быстро неслись белые легкие и причудливые облака, а по снегам бежали их летучие, неуловимые тени. Унылая равнина, болото с кустарником, перерезанное длинною гатью, а за ней — покосившийся столбик, обозначающий «мысленную черту», разделяющую два уезда… уныло звеня колокольцем над спящим болотом, тройка подвинула меня вплоть к покосившемуся пограничному столбику… Черта пустынна, и только летучие пятна скользят по снежной равнине…

«В голодный год»

Из путевых заметок… 1892 г. 3 апреля.

3 апреля. К Арзамасу опустился с горы вместе с потоком. В 3 1/2 часа из Арзамаса. Дорога очень плоха. Уже в Озерки ехали в воде, через гати бежит вода. В Озерках грозят, что будет еще хуже. "Надо быть, в той стороне (указывает на юго-запад), - дожди пали. Вода оттеда побежала. Пожалуй, не доедете". По дороге встречается народ. Женщины в праздничных нарядах, в шерст[яных] чулках и в котах перебираются через лужи. -- Пустит ли этто вода нас? Не пустит... - Оказывается, от двух церквей они отрезаны водой, а сегодня страстная пятница. В Шатках за нами бежит толпа подростков смотреть, как мы проедем по площади. Посмотреть действит[ельно] есть на что. Лошадям по гужи. Сани, колеблясь как утлая лодочка, плывут поводе. Мы с ямщиком, подняв кверху свои азямы, стараемся не потерять равновесия. Узлы я держу в руках.

Кой-как перебрались. В поле темнеет, вверху мигают звезды, сырой воздух плотен и темен, дороги не видно.

   - Втискаешься тут, -- робко говорит ямщик, молодой и простод[ушный] парень. -- Беда ведь это.

   В темноте бурлит вода как бы в подтвержд[ение] его опасений.

   - Нельзя ли месяца дождаться этто на умете?

   - Какой месяц? Разве к пасхе месяц бывает?

   - Вчера был.

   - А нынче только перед светом покажется.

   "Умет" (степное название пост[оялого] двора) стоит между двумя гатями, под лесом, Итак, ночевать на умете.

4 апреля. В 4 1/2 ч. меня разбудил ямщик. Холодное, сырое утро. За ночь вода отхлынула, оставив у дороги, а кой-где и на дороге следы своего ночного буйства: тину, разбитые льдины, рассосанный снег. С северо-востока бегут сеточки темных облачков, угрожающих дождем. Солнце чуть светлит край неба, в перелеске у дороги нерешительно посвистывает какая-то пташка. Зевается, дрогнется, так хорошо было на жесткой лавке на умете...

В Новой приказываю остановиться у столовой. Еще рано, но из труб уже вьется жиденький, впрочем, дымок. Стряпка собирается сажать хлебы…

Письмо от Короленко В. Г. - Короленко А. С., 15 июля 1903 г.

В Понетаевском монастыре.

Дорогая моя Дунюшка.

Вчера бросил тебе письмецо в почтовый ящик на Лукояновском вокзале. Не знаю, где придется сдать это письмо, но, во всяком случае, мне захотелось начать им день 15 июля.

Вчера мы прошли восемнадцать верст со станции Шатки, на Хирино, Корино (иначе называемое Вонячкой) и Понетаевку. С нами, за нами, перед нами - тянулись массы народа. Между прочим -  много лукояновских мужиков. На наши вопросы они объяснили, что они охрана, идут к Сарову держать пикеты и кордоны. По всей линии около Лукоянова и Арзамаса стояли такие же пикетчики, а также солдаты и полиция. У всех мостков - эти наряды особенно усилены. По дороге всюду говорят, что Саров оцеплен кругом и что теперь уже никого туда не допускают, то есть в самый монастырь. Богомольцы расположились на несколько верст в окружности.        

Прежде селились в бараках, которые будто бы приготовлены были на двести тысяч человек, но их давно не хватило. Живут под открытым небом, в лесах. Считают, что собралось до полумиллиона!.. Я с некоторым страхом думаю о том, что будет, когда после 20-21-го вся эта масса, накоплявшаяся в течение месяца, сразу двинется обратно. Не хватит никаких поездов (и теперь хватает с трудом), да, пожалуй, может не хватить и провизии. А между тем это так и будет. Все ждут конца торжеств, и обратных путников почти совсем не видно. Поезда из Арзамаса на Тимирязево идут огромные, но пустые: вагоны нужны только в одну сторону.

Вчера часть пути мы сделали с нагнавшей нас "охраной". Охрана эта состояла из лукояновских мужиков и частию мордвы, и я очутился в атмосфере 91 года 2: разговоры о знакомых земских начальниках: Пушкин (старик теперь уже умер), Ахматов, Горсткин и т. д., знакомые деревни, где у меня были столовые...

Сначала нас сильно жарило солнце, потом мы едва успели спастись от дождя в попутной деревнюшке, но затем ливень застал нас все-таки перед Понетаевкой. Мы с Сергеем отчасти спаслись под плащами, богомольцы прятались по оврагам, над обрывами. В Понетаевку мы пришли усталые и порядочно измокшие.

Предстояло или поселиться в "черной", переполненной совершенно, или искать чего-нибудь получше. Мы зашли сначала в "купеческую", но тут оказалось тоже полно. Наконец, благодаря моей "бывалости" я нашел помещение, о каком мы и не мечтали. Монахини, оказывается, отвели целый корпус со своими кельями для публики почище. Сначала меня, пыльного, грязного и мокрого, - мать Феофания, заведующая этим корпусом, сомневалась причислить к чистой публике. Затем согласилась пустить в большой общий номер, без кроватей. Потом нерешительно сказала, что есть номерок с тремя кроватями, но она держит его про запас:

- Может, кто-нибудь приедет ночью с поезда.

- Может быть, вы, матушка, согласитесь признать и нас за кого-нибудь, приехавшего с поезда,- сказал я.

Она покраснела и ответила очень любезно:

- Я вас считаю не за кого-нибудь, а за дорогих гостей нашей обители... Пожалуйте, милости просим.

Я пошел на купеческую, где в столовой ожидали Сергей и случайно приставший к нам спутник,- мелкий торговец из Аткарска, и мы внедрились в чистенький, светлый номер, келейку какой-нибудь "сестрицы". Мать Феофания, очень красивая монахиня лет тридцати, с тонкими аристократическим чертами, то и дело наведывается к нам,- не нужно ли чего. А вчера угостила монастырским ужином: тюря из квасу, с огурцами и сныткой (трава, которою питался Серафим), щи, конечно постные, и отличная пшенная каша. Все это нам подавала молоденькая послушница, замечательно красивая в своей белой монашеской накидке,- ученица живописных мастерских. Лицо тоже тонкое, интеллигентное, как и у Феофании. Я остался бы в убеждении, что обе они - какие-нибудь аристократки, ушедшие от мира в такую обитель, если бы в первом разговоре, поправляя свой словесный промах "о ком-нибудь", она не сказала, что иной раз приезжают барыни "великатные", которым нельзя в общей, а юная художница на мой вопрос,- много ли им хлопот,-- сказала: - Теперь такое время подошло,- раньше двух часов не ложимся.

Как бы то ни было, обе очень красивы, изящны, милы и предупредительны. Сейчас около семи часов, слышен звон колокола и мать Феофания в приоткрытую дверь сообщает нам, что "заблаговестили к обедне". Наш спутник уже ушел, Сергей поднялся позже всех и находится в затруднении: "уборная" одна и теперь переполнена женщинами в черных и иных одеяниях. Я избег этого неудобства тем, что встал гораздо раньше, чтобы написать это письмо, и воспользовался уборной (с общим умывальником), когда движение в "номерах" еще не началось. - Сейчас идем к обедне, осмотрим иконописные мастерские и, часов в одиннадцать, двинемся далее - к Дивееву. День пасмурный, не жаркий, с задумчиво нависшими тучами, как будто еще не решившими окончательно,- как им поступить с нами. Во всяком случае,- ночи прохладные.

Итак - все благополучно. Я очень доволен экскурсией, на дороге успел еще пересмотреть (в вагоне) статью, которую отослал в "Русское богатство" из Рузаевки. Теперь никаких забот у меня пока нет, дневника не веду (только самый краткий) и только вам пишу подробнее. Много и очень интересного останется просто в памяти. Теперь меня интересует тот момент, когда мы, вместе с другими богомольцами, подойдем к Сарову...

Ну, дорогая моя Дунюшка, до свидания. Крепко обнимаю тебя, моя голубушка, девочек, Петро. Сергей тоже шлет поцелуй вам всем.

Твой Владимир.

12 часов дня.

Идем дорогой. Понетаевка скрылась из виду. Впереди за холмом церковь села Успенского, как ближайший путеводительный маяк среди полей и холмов.

3 часа дня.

---

<=Вернуться назад

Леонтьев Константин Николаевич

(1831–1891)

Выдающийся русский мыслитель, писатель и публицист, дипломат, врач, ставший в конце жизни монахом.  Автор до сих пор актуальных и популярных книг и статей о русской идее, миссии России в мире, грозящих России угрозах, взаимоотношениях России и Европы.

Константин Николаевич Леонтьев родился 13 января 1831 года в селе Кудинове Калужской губернии в семье небогатого помещика.

В 50-е годы пишутся первые книги: комедия «Трудные дни», повесть «Лето на хуторе», очерки «Ночь на пчельнике» и «Сутки в ауле Биюк-Дортэ» и большой роман «Подлипки», напечатанный в 1861 году в «Современнике». Во всех этих сочинениях, как и в повести «Второй брак» (1860), очевидно влияние Тургенева и Жорж Санд, но уже роман «В своём краю» (1864), изображающий деревенскую помещичью жизнь, свидетельствует о главенстве эстетического принципа оценки жизненных явлений и крайней враждебности автора идеям социалистического равенства.

Идейные установки Леонтьева к середине 60-х годов - утверждение культурной самобытности и собственного назначения России, которая призвана идейно-политически противостоять западноевропейскому «демократическому прогрессу» и конституционному либерализму «славянства».

В 1853 году Леонтьев - студент и начинающий литератор, впервые посетил наш край, побывав в гостях у помещика Н. П. Ермолова в село Бритово. Село Бритово стало прототипом села Кутаево в рассказе «Ночь на пчельнике», который был закончен 9 сентября 1853 года.

«…Дня два тому назад была в селе Кутаеве ярмарка, в день Казанской Божией Матери, как и всегда»…

[Село Бритово. Церковь посвящена воспоминания Вознесения Господня с приделами Казанской Божьей Матери и святого Николая Чудотворца…В утвари церкви уважаемый за древность образ Казанской Божьей Матери…По уважению к этому образу 8-го июля стекается сюда довольно много посторонних богомольцев и бывает род ярмарки…(Из описания села Бритово, 1849 г. Нижегородские губернские ведомости, 1888)]

Много нашло народа со всех сторон: из Молчановки, из Печор, из Больших Вершин… Когда отошла обедня, все вышли из церкви. Погода, сначала пасмурная, поразгулялась, а за ней и народ: кто на траву у паперти разлегся, краснеясь на солнце рубашкой; кто знай себе только сновал по самой ярмарке, где продавались смородина, пряники и орехи. Там продавец таких товаров, какими торгуют лукошники, устроил свою лавку под барским анбаром в тени, и толпа вымытых на этот раз детей теснится перед его тесемками и кушаками.

Простоволосая мордовка в ярко-оранжевом кафтане выставляет напоказ всем русским парням бесчисленные и хитро-заплетенные косички своего затылка, и парни не минуют стукнуть ее с любезностью кулаком, развалисто проходя мимо…»

«…Немного погодя наймист очутился около паперти.

– Вы откудова? – спросил он у мрачной родственницы, опускаясь на землю.

– Мы-то?

– Известно вы! а то кто ж? Эка!..

– А из Печорок. Вон церковь-то у лесочка видна…»

В 1859-1861 годах судьба К. Н. Леонтьева вновь была связана с нашим краем. 7 марта 1859 года К. Н. Леонтьев был определен врачом с правами государственной службы при имениях Арзамасского уезда баронессы Розен (село Спасское) и действительного статского советника А. Х. Штевень (село Смирново)

Леонтьев прожил в Спасском два года. Впечатления от пребывания в Спасском, посещение окрестных усадеб, знакомство с людьми, наблюдение патриахальной деревенской жизни – многое из этого вошло в роман «В своем краю». Село Спасское стало прототипом села Троицкого, в романе описываются достаточно подробно усадьба, баронесса Розен (в романе Новосильская), ее дети, их окружение.

«…Вся окрестная сторона, напротив того, оживлялась лесами и рощами, множеством сел, усадьб и простых деревень; народ в их краю был нарядный, сытый и красивый; куда ни оглянись, везде белелись церкви из-за зелени; сколько разных помещиков жило в их стороне! Рудневу до них самих не было дела; но приятно невидимкой чуять жизнь неподалеку от себя... В четырех верстах от них пышное Троицкое, на самом берегу Пьяны: бор большой; дом большой, кирпичный с белыми украшениями, с маркизами и террасами, ковры цветников сбегают к реке из парка; фонтаны бьют все лето; по холмам шире другого уездного города раскинулись избы; сколько новых срубов! Сколько картинных уголков!» ...

Большой бор не раз встретится на страницах романа, как и описание пейзажей, соседние имения, одно из них  возможно Костянка (в романе фигурирует предводитель дворянства, а в Костянке проживал Нижегородский предводитель дворянства Кутлубицкий Николай Николаевич)

…и, через час, не более, Руднев был уже за 20 верст у крыльца двухэтажного дома. Окна все были освещены; внутри все ново и по моде…; «смуглый генерал, мрачный декабрист, недавно возвратившийся из Сибири», не кто иной, как Иван Александрович Анненков, владевший Ногаевым и Печерками. Описаны и обитатели усадьбы, крестьяне, которых лечил Леонтьев, мордва соседних деревень.

Представляет интерес и жизнь в усадьбе:

«Дом, как полная чаша, простор, веселье; едят по-старинному: и много, и часто; большие комнаты под разноцветный мрамор; люстры с переливными хрусталями, колонны; на всех дверях резные фрукты, цветы, корзины с дрожащими колосьями; газеты, книги новые, гостеприимство; все старинное — хорошее, и все новое — почтенное. Сады, прогулки, купанье летом; катанье зимой на санках одиночками или на целой куче саней, прицепленных к передним большим, запряженным шестериком, в которых, стоя и обернувшись назад, сама хозяйка любуется на свой веселый хвост...».

И, конечно же, помещичья жизнь не была бы полной без спектаклей, балов и танцев, которым тоже нашлось место на страницах романа.

Еще одна картина жизни и быта:

«Во всем были видны остатки широкого, покойного, веселого житья; всего было еще много: старой мебели красного дерева, с бронзовыми львами и грифами, посуды, белья столового; на зиму сушили груши, мочили яблоки, огромные бутыли с наливкой стояли в самой спальне барыни, на окнах: водицу шипучую делали трех сортов: малиновую, яблочную и из чорной смородины; невейку трех сортов: из чорной смородины, из клубники и малины; пастилу из клюквы и яблок; розовый лист и мяту обсахаривали в коробках; варили брагу и мед».

Вместе с тем, в романе отражается и дух эпохи, ведь страна живет на пороге отмены крепостного права, и всю эту жизнь ожидают большие перемены.

« Отчего вы не хотите раздумать, — продолжала она, — вы любите свободу, жалеете народ, — вы добры и смелы... Крестьяне скоро будут вольные, будут новые должности... Я ведь могу много для вас здесь сделать. Да это и не для вас, а для других! ведь вы могли бы сколько пользы здесь сделать, сколько добра. Сколько здесь нужно будет добродушия и терпенья с крестьянами, а с помещиками занадобится справедливость, дар слова и либеральность».

Эпизод освобождения крестьян:

«Брат через полгода какие-нибудь... не более, читал уже крестьянам «Положение» на троицком крыльце; а предводитель смотрел в окно, краснея от волнения и кусая себе усы. В этот день в Троицком, в Деревягине и в Курееве господа были гораздо веселее самих крестьян, слишком покойных и еще нехорошо вошедших во вкус свободы».

Особое место в романе уделено детям, и заканчивается роман размышлениями об их судьбе. С выросшими детьми Розенов К. Н. Леонтьев встретился в Москве в январе 1877 года. Они приглашали его поехать в Спасское. Сначала Леонтьев хотел принять приглашение, но затем отказался.

В газете «Нижегородские ведомости, №4, от 7 марта 1859 г. опубликована заметка об увольнении Леонтьева К. со службы по прошению, 13 февраля.

---

<=Вернуться назад

Мельников-Печерский Павел Иванович

(1818-1883)      

Русский писатель, публицист, этнограф-беллетрист. Был женат первым браком на Л. Н. Белокопытовой, отцу которой – Н. М. Белокопытову принадлежала д. Нечаевка.

С 1847 года П. И. Мельников на службе в Нижегородском губернском правлении; в 1850 году причислен к штату Министерства внутренних дел; как чиновник по особым поручениям занимался исследованием и искоренением старообрядчества. Практически вся его профессиональная и частная жизнь была связана с Нижегородской губернией.

Летом 1851 года П. И. Мельников проехал по маршруту похода Ивана Грозного от Мурома до Казани, картографировав все древние курганы, встреченные на пути. Им был собран обильный фольклорный материал о походе Ивана Грозного.

22 мая 1852 года П. И. Мельников был назначен начальствующим статистической экспедиции в Нижегородской губернии. Для выявления точного количество старообрядцев и чтобы не вызвать волнений, П. И. Мельникову было поручено провести сплошное обследование всех населённых пунктов Нижегородской губернии. В «Отчете о состоянии раскола в Нижегородской губернии» (1854), среди селений, в которых проживали старообрядцы упомянуты Ногаево, Костянка, Смирново. Несколько строк в «Отчете…» посвящены старообрядцам с. Собакино. Занимался П. И. Мельников и этнографическими исследованиями мордовского народа. В «Очерках мордвы» есть сведения об элементах мордовской свадьбы в селе Вечкусово.

---

<=Вернуться назад

... в течение двадцати лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким не имел я дела.                                                                                                           

                                              А.С. Пушкин. «Станционный смотритель»

Пушкин Александр Сергеевич  - русский поэт, драматург и прозаик.

(1799 – 1837)

Свое родовое имение в селе Большое Болдино поэт посетил три раза: в 1830, 1833 и 1834 годах. На одной из  остановок, в 1834 году, на станции Шатки, Пушкин встретился со своим кавказским знакомым,  Константином Ивановичем Савостьяновым и с его отцом,  Иваном Михайловичем, ехавшими из Петербурга в Пензенскую губернию.

«На одной станции, между Арзамасом и Лукояновым, в селе Шатках, Пушкин, по дороге в Болдино, неожиданно встретился в конце сентября, Савостьянов рассказывает следующее: «Отец мой, во время смены лошадей, вошел в станционную избу позавтракать, а я, не совсем еще освобожденный от болезненной слабости, оставался в карете до тех пор, пока отец мой прислал непременно звать меня войти в избу для какой-то особенной надобности. Едва я отворил дверь станционного приюта, весьма некрасивого, как Пушкин бросился мне на шею, и мы крепко обнялись после долгой разлуки.

В это время мы провели вместе целые сутки. Пушкин заехал ко мне в дом и с большим интересом рассказал свежие впечатления о путешествии своем по Оренбургской губернии, только что возвратившись оттуда, где он собирал исторические памятники, устные рассказы многих свидетелей того времени стариков и старух о Пугачеве. Доверие, произведенное к себе этим историческим злодеем во многих невеждах, говорил Пушкин, до такой степени было сильно, что некоторые самовидцы говорили ему лично с полным убеждением, что Пугачев был не бродяга, а законный царь Петр III, и что он только напрасно потерпел наказание от злобы и зависти людей. Пушкин в эти часы был чрезвычайно любезен, говорлив и весел. На покойного отца моего сделал он удивительное впечатление, так что он, вспоминая о Пушкине, часто говорил, что в жизнь свою он не встречал такого умного и очаровательного разговора, как у Пушкина.

После сего мы расстались с Пушкиным и – навечно, ибо через два года его уже не было на свете. В этот промежуток жизни его я с ним имел переписку и доставлял ему некоторые сведения о бытности самого Пугачева в г. Саранске и окрестностях его и о неистовых действиях шайки Пугачевской по многим местам Пензенской губернии и прочем»;

далее Савостьянов приводит подробности встречи И. М. Савостьянова с Пушкиным в станционной избе, пока К. И. Савостьянов сидел в карете, и, между прочим, разговор поэта с хозяйкой избы:

«Когда он вошел в станционную избу на станции Шатки, то тотчас обратил внимание на ходившего там из угла в угол господина (это был Пушкин); ходил он задумчиво, наконец, позвал хозяйку и спросил у нее что-нибудь пообедать, вероятно, ожидая найти порядочные кушанья по примеру некоторых станционных домов на больших трактах. Хозяйка, простая крестьянская баба, отвечала ему: «У нас ничего не готовили сегодня, барин». Пушкин все-таки, имея лучшее мнение о станционном дворе, спросил подать хоть щей да каши: «Батюшка, и этого нет, ныне постный день, я ничего не стряпала, кроме холодной похлебки».

Пушкин, раздосадованный вторичным отказом бабы, остановился у окна и ворчал сам с собой: «Вот я всегда бываю так наказан, черт возьми! Сколько раз я давал себе слово запасаться в дорогу какой-нибудь провизией и вечно забывал, и часто голодал, как собака». В это время отец мой приказал принести из кареты свой дорожный завтрак и вина и предложил Пушкину разделить с ним дорожный завтрак.

Пушкин с радостью, по внушению сильным аппетитом, тотчас воспользовался предложением отца и скоро удовлетворил своему голоду, и когда, в заключение, запивал вином соленые кушанья, то просил моего отца хоть сказать ему, кого он обязан поблагодарить за такой вкусный завтрак, что бы выпить за его здоровье дорожною флягою вина...».

Когда отец сказал ему свою фамилию, то он тотчас спросил, не родня ли я ему, назвавши меня по имени, и когда он узнал, что я сын его, и что я сижу в карете, то с этим словом послано было за мной,— и мог ли я не удивиться,  встретив Пушкина в грязной избе на станции?!»

---

<=Вернуться назад

Розанов Василий Васильевич

(1856 - 1919)      

Русский религиозный философ, литературный критик и публицист, создатель оригинальной философской теории и литературной формы.

В книгах "Темный Лик. Метафизика христианства" (1911) и  "Люди лунного света" (1912) – автором была предпринята попытка анализа метафизики христианства с точки зрения проблем пола, семьи и обустройства обыденной жизни. Одна из глав книги Метафизика христианства  - «По тихим обителям», была написана на основе впечатлений, полученных от посещений в июле 1904 года монастырей Понетаевского, Саровского и Дивеевского. Путь В. В. Розанова проходил от станции Шатки через Хирино на Понетаевку.

Из книги В. Розанова

«МЕТАФИЗИКА ХРИСТИАНСТВА ПО ТИХИМ ОБИТЕЛЯМ»

В Саров надо ехать не через Арзамас, через который едут почти все, а через станцию Шатки, следующую за Арзамасом в направлении от Нижнего. Большой тракт, проложенный от Арзамаса и идущий мимо Сарова, страшно разбит несоразмерно большой ездой по нему, колеи чрезвычайно глубоки, и тройка лошадей почти все время тащит коляску шагом. К тому же ямщики этого большого тракта избалованы и развращены хорошим и верным заработком, - и тем, что без них едущим никак не обойтись. В Арзамас нижегородский поезд приходит около 4 часов пополудни. На вокзале спать негде: на лавках, на полу стоят, сидят и лежат (даже на полу лежат) всевозможные больные, калеки, слепые, параличные, которых ведут или которые едут "к Угоднику".

Собственное имя Серафима Саровского здесь уже не называют, заменив его нарицательным и обобщенным "Угодник", в котором как будто больше силы и припадания. Вся площадка около вокзала заставлена тройками, парами и одноконными кибиточками, которые жадно подхватывают пассажиров. Плата за тройку взад и вперед, с заездом из Сарова в Серафимо-Дивеев монастырь, стоит 25 - 30 руб., одноконная полутелега-полукибитка стоит 5 руб. До Сарова 60 верст.

И как за поздним приходом поезда невозможно в тот же день доехать до Сарова, то приходится ночевать в дороге. Ничего не знающие пассажиры тут-то и узнают неправильность избранного маршрута. Кроме деревень, до Сарова ничего не встречается. Ямщик привозит пассажиров в ту крестьянскую избу, которая уже стакнулась с ним и где он получает "за гостей" 2-3 стакана вина и сколько-нибудь денег, а пассажиры, которым нет выбора, получают клопов, духоту, грязь и вонь, и платят по четвертаку за самовар воды и почти столько же за кринку молока или ломоть хлеба.       

Напротив от Шатков, которых почти никто из едущих не выбирает, по незнанию, исходным пунктом отправления в Саров, - лежит хорошая, не разбитая дорога, пара лошадей все время бежит рысью, а главное - получается отличная ночевка. Поезд приходит в Шатки часов в пять пополудни. Дорога сыра, местами грязна, но везде сносна, нигде не опасна при хорошем ямщике, умеющем объехать и совершенно негодный мост, и крутой овраг. Плата отсюда 15 рублей.

Я долго выбирал ямщика из толпившихся перед вокзалом (их гораздо меньше, чем в Арзамасе) и не ошибся: мужик оказался, по отзыву крестьян, через деревни которых мы проезжали, не берущим в рот вина. И во всех отношениях он был исправен, добросовестен, не жаден, - хотя слишком сер и во мнениях своих, как увидит читатель ниже, излишне решителен и грубоват.

Часа через три, все же измученный тряскою в безрессорной коляске, а главное, отсырев и озябши, я въехал во двор. Стоял темный вечер, без луны и звезд, облачный. Лошади шлепали в грязи. Было тесно между какими-то каменными стенами. Я перекрестился на издали видневшуюся церковь. Это была сельская, чуть не возле стены монастыря. Наконец, ямщик остановился около грязного, маленького, едва заметного крыльца. И выйти пришлось в грязь. Но едва я сделал несколько шагов по каменной лестнице и сейчас же по каменному коридору второго этажа, как передо мною распахнулась дверь обширной, чистой, необыкновенно уютной комнаты, с домашнею не "номерною" обстановкою, хотя это был именно номер. И такая предусмотрительность: в конце июля комната оказалась тепло натопленною! На дворе не было не только холода, но и дождя.

Но хозяева предвидели, что путнику в ночь или поздний вечер ничего так не надобно, как теплый угол, теплая, не отсыревшая постель. Я помню отвращение, с каким ложился буквально в ледяную и мокрую постель великолепной гостиницы в Венеции в половине мая, и благословил ум русских, догадавшихся, что путешественнику нужны не канделябры, не зеркала, не шелковая обивка кресел, а чистая простыня, пуховая подушка да сухой и теплый воздух недавно протопленной комнаты. "Самовар, скорее самовар!" И через минуту я грелся в совершенно русской обстановке.

Это была гостиница Понетаевского женского монастыря, образовавшегося лет сорок назад из сестер, вышедших из Серафимо-Дивеевского монастыря вследствие раздоров, возникших из-за выбора новой матери-игуменьи. Оказывается, монастыри наши, несмотря на строгость царящей в них дисциплины, являют собой каждый автономную монашескую республику с чрезвычайно независимыми обычаями, с своевольною историею, вообще без муштровки, без подчинения, почти без надзора откуда-нибудь из Петербурга или Москвы, а только с легкою вассальною зависимостью от центров духовного управления. Это и понятно. Не Церковь родила монастыри, а монастыри родили Церковь, - родили ее строй и дух, одежду и замыслы.

Прошло 19 июля, день рождения Серафима Саровского, "Угодника" всех трех обителей, Саровской, Дивеевской и Понетаевской. Все знают, как бывает скучно "назавтра" после праздника: все делается ленивее, все становится тусклее, серее, чем даже в обыкновенный день. Но день, когда я попал в обитель, был особенно несчастен: шел понедельник, "тяжелый день".

Гостиница, где ночевал я, сейчас же у стены монастыря. Я вошел в ворота и пошел по краю громадного, искусственно вырытого, квадратного пруда, с прозрачной и чистой водой. Сейчас же за ним начались куртинки, цветники, палисадники. Все это - в виду огромного каменного корпуса с богатой, узорной орнаментировкой. Солнце едва поднялось, и прекрасно ложились его лучи и на зеркальную гладь вод, и на сырую, холодную зелень. "Где же служба?" Мне указали не на собор, стоявший прямо впереди, а на этот каменный корпус здания. Над входом я прочитал надпись: "Здесь помещается живописная школа". В некотором недоумении я шел дальше и вошел в церковь, домовую, при общежитии и школе; или, может быть, школа и кельи построены при церкви, занимающей бельэтаж?.. По крайней мере, последняя так огромна, как самые большие петербургские храмы, и не напоминает собою обычно маленьких домовых церквей.

---

<=Вернуться назад

Ершова Александра Алексеевна (урожд. Штевен)

(1865–1933).      

Родилась в селе Смирново, получила всероссийскую известность в конце XIX– начале XX века как народный педагог и просветитель. Она открыла в Нижегородской губернии около 50 школ, в которых обучалось более тысячи крестьянских детей, несколько библиотек.

Деятельность Штевен так оценивала одна из самых влиятельных газет России конца XIX века –  «Новое время» – в статье от 5 апреля 1894 года под заголовком «Барышня»: «Все русские люди, которым дорога их родина, которые желают ей блага, должны снять шапки перед этой барышней и поклониться ей…».

А.А. Штевен – автор двух книг: «Из записок сельской учительницы», «Письма из Вандеи», а также «Открытого письма императору Николаю II» и ряда публицистических статей, печатавшихся  в газетах и журналах рубежа XIX–XX веков. Всю жизнь вела дневники. На основе дневниковых записей Александрой Алексеевной были подготовлены «Мои воспоминания», «Мои воспоминания о Л.Н.Толстом», художественная проза, переводы, стихи, «Записи» о вере. В этих произведениях Штевен предстает оригинальным мыслителем и самобытным писателем. Часть литературного наследия: «Мои воспоминания», «Из записок сельской учительницы», «Письма из Вандеи», «О преподавании Закона Божия в школе», письма, были опубликованы в 2008 году.

«Мои воспоминания»

«…Отец начал службу во II Отделении Собственной Его Величества Канцелярии, где тогда, в начале славного царствования Александра II, разрабатывались проекты великих реформ. Перед освобождением крестьян по манифесту 19-го февраля 1861 года он оставил государственную службу, продал имение, которым владел под Петербургом, и переселился в Нижегородскую губернию, в Арзамасский уезд, в село Смирново, которое перед тем купил у зятя своего Энгельсона, женатого на сестре его Александре Христиановне…»

«Имение моего отца Смирново (место моего рождения) было большое богатое базарное село, населенное по большей части старообрядцами. Люди эти, веками отстаивавшие свои особые религиозные убеждения и обычаи, проявляли силу характера тоже и в делах житейских. Крепостная зависимость как  будто мало их стесняла. Они все отправлялись на заработки в Петербург и неукоснительно и своевременно уплачивали владельцу установленный оброк; вообще же жили вполне самостоятельно и держали себя с достоинством. Помню, как слуги в нашем доме с одобрением говорили, какие у них в селе построены хорошие чистые дома, и какие по праздникам жены их носят штофные сарафаны…»

«В 1870 г. мы вернулись в Россию, и родилась младшая сестра моя Ольга или Олица… Отец в то время занят был постройкой дома, который из с. Смирнова перенесён был на хутор Шелом в пяти верстах от села. А жили мы тогда у добрых соседей, у барона Розен, в роскошной их усадьбе при с. Спасском. Мы бывали у них и после, и я  помню дом их с большою залой жёлтого мрамора (который брали, кажется, из какой-то пещеры при с. Борнукове того же Арзамасского уезда). Помню ещё круглую столовую с колоннами и террасу с цветами по обе стороны широкой с уступами лестницы, и небольшую красивую церковь в саду, – и ещё особенно нас интересовавшего, любимого всею семьёй старого негра-лакея. Он 12 лет привезён был в Петербург из Константинополя, и кто-то из родных барона купил его, а барон Дмитрий Григорьевич был его крёстным отцом и оставил его при себе…»